По текстам и материалам семинаров французских психоаналитиков К.Элячеф и
Н.Эйниш.
Составитель Детковская О.А.
Что происходит с женской идентичностью, когда женщина становится матерью? Быть женщиной или быть матерью. Такие две модели являются в какой-то степени противоположными: быть просто передаточным звеном в непрекращающейся цепи жизни или быть индивидуальностью; быть зависимой или быть автономной и самодостаточной; быть преданной и полезной людям или быть верной самой себе, постоянно совершенствуясь как личность. Конечно, есть возможность и кому-то она удается занимать среднюю позицию между этими полюсами, исходя из изменений собственного возраста. Но при ближайшем рассмотрении часто бывает так, женщина находится все же ближе к фокусу либо женщины, либо матери. Рассматривая платонический инцест, мы находимся в поле женщины-матери.
Что же собственно представляет собой платонический инцест? Это понятие вводится К.Элячеф и Н.Эйниш. Они предлагают называть такую форму инцеста, которая наиболее распространена, но гораздо менее заметна и поэтому более деструктивна - платонический инцест или «инцест, не реализуемый в сексуальных действиях» (по выражению А. Наури). Выражение «платонический инцест» кому-то может показаться парадоксальным, содержащим в себе некоторое терминологическое противоречие. Традиционно под инцестом подразумевается сексуальный акт, совершенные действия, соединение тел связанных либо кровными узами людей (первый тип), либо по статусу (второй тип). Но если внимание фиксируется на половом акте, то стороной обходится основополагающий аспект всех видов инцеста (включая инцест платонический): формирование пары за счет исключения третьего лица. Отношения двух людей, где третий лишний – хоть явно через создания «единого целого», хоть тайно – основа инцеста. Сексуальные отношения, если они имеют место, лишь конкретизируют ситуацию. Но так бывает не всегда. Психоэмоциональная пара может сформироваться и вне чисто сексуальных отношений. Таким образом, эти отношения никогда не конкретизируются, то есть психоэмоциональные парные отношения инцестуозного типа могут формироваться и вне собственно сексуального взаимодействия.
Кто же этот третий, исключенный из инцестуозных отношений? В парах отец и дочь (инцест первого типа)- это мать. Но лишь потому, что отец заранее исключает ее, так как более не соотносит себя с женой и покидает свое место в генеалогической паре. Таким образом, он уже не чувствует ограничений, удерживающих его от вступления в сексуальные отношения с дочерью. Действительность сексуального акта порождает, известный только им двоим, секрет, который становится символом инцестуозной связи в измерении исключенного третьего. В отношениях матери и дочери инцестуозного типа исключенным третьим становится отец. Аналогичным образом мать перестает ориентироваться на отца и символически покидает свое место в генеалогической паре, поэтому ее отношения с дочерью можно квалифицировать как инцестуозные. Ей даже не обязательно осуществлять конкретные действия, чтобы сформировать общий секрет с дочерью, достаточно просто не оставить пространства для общения с отцом.
Порой некоторые женщины до родов с трудом или вообще не способны были представить, как один плюс один в итоге могут дать три. Если один плюс один, по их представлению, не может дать в сумме ничего, кроме двух, следовательно, появление третьего влечет за собой новые проблемы, если только мужчина ей не помогает, в полной мере выполняя свои функции отца и любовника.
Немецкий психоаналитик Алис Миллер называет одну из наиболее неординарных форм материнского отношения к собственному ребенку «нарциссическим злоупотреблением». Родительские и, в особенности, материнские «нарциссические злоупотребления» собственным ребенком представляют собой проецирование родителей на сына или дочь, чьи дарования используются не ради их развития, но ради удовлетворения потребности в общественном признании одного или обоих родителей. В этом же заключается «драма одаренного ребенка». В книге с одноименным названием Алис Миллер подробно останавливается на вышеозначенной проблематике. В наши дни проблема злоупотребления родительским влиянием приобретает первостепенную важность. Родительское самоосуществление через ребенка распространяется все более широко. В свою очередь, «нарциссические злоупотребления» порождают феномен «ребенка-короля», который предполагает ниспровержение всего и всех вокруг, кроме самого ребенка, включая и отца, а вместе с ним сексуальной жизни жены, замыкающейся в своей единственной идентичности матери.
Мрачная истина, кроющаяся за декларируемой идеальной материнской преданностью своим детям, проявляется иногда как фантом, порожденный воображением: за мощно декларируемой любовью женщин, одержимых материнскими чувствами («слишком много любви не бывает» или «Невозможно слишком любить детей!»), пробивается воинственный клич женщин, жаждущих обрести объект обожания, объект для полного сращения в любви, для бесконечного заманивания, беспредельного обладания и взаимопоглощения. С другой стороны, такое полное сплавление воедино или вбирание в себя не приемлет мужчин, так как они по определению слишком «другие», неудовлетворительно малоподдающиеся и слишком восприимчивые к злоупотреблениям любовной властью. Дети, напротив, - замечательные объекты: пассивные, полностью зависимые от матери, по крайней мере, в течение определенного времени. Девочки подходят в данном случае даже больше, чем мальчики, так как «захватничество» может подкрепляться нарциссической проекцией матери на кого-то, слишком похожего на нее саму, только если отличия не превышают той необходимой меры, в которой они соответствуют неудовлетворенным или вытесненным устремлениям.
«Нарциссические злоупотребления» могут проявиться в различных парных отношениях: отец - сын, мать - сын, отец - дочь, мать - дочь, но именно в последнем случае они проявляются как в наиболее ярко выраженных, так и в самых деструктивных формах. Поскольку нарциссическая проекция более простым и естественным образом возникает, когда ребенок принадлежит к тому же полу, что и родитель, а неудовлетворенность из-за недостатка независимости, свободы распоряжаться собственной жизнью и возможностей реализовываться во внешнем мире (за пределами семьи), характерна по давней традиции именно для женщин.
В то же время мальчики, которые обременены обязательствами реализовывать родительские устремления становятся жертвами скорее семейной, нежели персональной установки. По сравнению с мальчиками, на девочках «нарциссические злоупотребления» сказываются гораздо пагубнее, так как нерасторжимо связаны со злоупотреблениями при становлении собственной идентичности. Лишенная матерью собственной природной идентичности, девочка вынуждена нести двойной груз, конструируя ложную собственную идентичность и к тому же помогая реализовывать чужую - материнскую.
Каковы бы ни были причины материнской неудовлетворенности, она, как правило, наследуется и воспроизводится дочерьми почти в той же форме, в какой проявлялась у их матери. Так как материнская сверхопека сопровождается нехваткой реальной любви, в последствии она оборачивается недостатком самоуважения у ребенка, а также неутолимой жаждой любви и признания. «Одаренный ребенок» беспрестанно продолжает развивать все новые способности и преумножать свои достижения, чтобы заслужить с их помощью любовь, которой ему никогда не будет хватать, потому что она изначально предназначалась не для него, а всегда направлена лишь на тот созданный матерью идеализированный образ, который всю жизнь ребенок будет пытаться воплотить. Его успехи и таланты, таким образом, будут отражать развитие исключительно тех способностей, которые отвечают материнским ожиданиям.
Чтобы добиться успеха в создании собственной истории жизни необходимо решительно расстаться с прошлым, чтобы найти свое место в нише, занимаемой своим поколением. Однако очень сложно осуществить это решительное расставание, как и стать настоящей женщиной, особенно, если раньше не была никем другим, кроме как только дочерью своей матери, никогда не получала другой обратной связи, кроме как от собственной матери и не знала другой модели для идентификации, кроме модели «мать своей дочери». Некоторые девочки никогда не преуспеют в этом. Им могут помешать ошибки в выборе критериев, ошибки возможной самоидентификации - какой из существующих моделей женской самореализации ей следовать, если рядом не было никого, кроме родной матери? Те же, кто все-таки сумеют преодолеть зависимость от матери и от прошлого, очевидно, будут вынуждены долго расплачиваться тяжким чувством вины: как могла дочь оставить мать, которая так ее любит?
Дочь подросткового возраст стремится в будущее, мать тянет в прошлое, но по одну и другую сторону расплывчатых границ между детством и взрослостью, в которых и располагается подростковый возраст, «одна» и «другая» не находятся в равных, симметричных позициях. Так как мать, с ее представлениями о материнской добродетели, социальными нормами, призывает матерей становиться именно и только матерями. Но позиции абсолютно разные: чистой совести и чувству выполненного долга матери соответствует чувство вины дочери, то есть на одном полюсе полное оправдание первой, а на другом - бесконечные угрызения совести у второй.
Это чувство вины может оказаться настолько сильным, что заблокирует всю будущую жизнь. Постоянно представленная в дочери в виде внутреннего голоса и паразитирующая на ее жизни, мать может никогда не отпустить дочь, не способную, в свою очередь, избавиться от ее присутствия. Вполне возможно, что дочь обретет всего лишь суррогатную замену матери в своем будущем муже или спутнике, с которым она воспроизведет все ту же схему отношений - такую же мучительную смесь зависимости и ненависти.
Так бывает в семьях, что с появлением ребенка, отец исчезает. Происходит «вытеснение» отца ребенком. Это вытеснение позволяет матери обеспечить себе оправдание «захватнической политики» в отношении другого существа, полностью подвластного ее воле, что проявляется в перемещении ребенка на место отца. Отцовское участие редуцируется до функции воспроизводства, и все лишь для того, чтобы обеспечить матери любимую игрушку ее нарциссизма - подпорку дефективной идентичности. В наше время в такой семье страдает дочь, лишенная выхода из наглухо закупоренных отношений с матерью, лишенная притока извне свежего воздуха, прикованная к единственному ложному идентификационному центру. Скорее всего, даже став взрослой, она никогда не сумеет извлечь старую занозу - вытащить наружу причину своего несчастья. Изначально противоестественные, длительно замкнутые отношения между дочерью и матерью, возможно, даже в отсутствии экономических причин их поддерживать, и сведенные к их психологической сущности, предстают тем, чем они на самом деле и являются - перверсией. Такая связь между матерью и дочерью, если она длится слишком долго и отсекает все остальные связи, постепенно приобретает уродливые насильственные формы, все более превращаясь в то, чем и является по сути - инцестуозным извращением.
Разница в возрасте, как и разница полов, исключена из взаимодействия пары «мать - дочь». Когда их отношения застывают в точке без времени, дочь остается в них вечным и полностью зависимым, неспособным жить без матери ребенком; даже если она давно уже стала женщиной, очевидно, что на самом деле именно мать не может обойтись без своей дочери. В таких условиях любое напоминание о том, что дочь растет и взрослеет, переходит из одного возраста жизни в другой, означает для матери опасное расшатывание незыблемой конструкции - «мать - дочь». В свою очередь любое такое движение означает риск пусть малого, но проявления жизни, которого им не достает для разделения, то есть символической смерти их как пары, но в то же время возрождения для собственной, индивидуальной жизни. При этом постоянно и не до конца удовлетворенной матери соответствует всегда и абсолютно неудовлетворенная дочь - это инфернальная, губительная для жизни, но на удивление прочная и живучая связь. И может быть не столько отцов, сколько матерей должны опасаться дочери.
Установление связи такого типа упрощается тем, что мать и дочь принадлежат одному полу: одна становится зеркалом другой, а другая нарциссической проекцией первой. Устанавливаются отношения, в результате которых происходит смешение личностей в ущерб взаимности связи. Здесь уже происходит обмен мыслями или обмен бессознательным, в результате чего осуществляется смешение личностей дочери и матери, взаимное стремление поделиться своими мыслями, чувствами, одеждой, поскольку у них одна кожа; все различия и границы между ними стерты.
Разрушение межличностных границ, с одной стороны, и исключение третьего с другой, безусловно, являются той благодатной почвой для инцеста третьего типа. И в том и в другом случае границы между двумя личностями не совпадают с границами между двумя реально существующими людьми - матерью и дочерью. Она проходит между сформированной ими единой сущностью и остальным миром, представляемым в частности отцом. Мало, таким образом, просто произвести на свет ребенка, мать должна предоставить возможность, чтобы ребенок мог вырасти кем-то иным, чем она сама - другой личностью. Если матери не удается обеспечить пространства для взаимодействия, то усвоенный ребенком способ действовать в состоянии «другого» («другой» в данном контексте – это как модель, образ действовать и жить в соответствии ожиданий, отказываясь все время от себя, «я то, чего изволите»), в свою очередь, не обеспечит ему необходимых первичных условий для реализации своей личностной самостоятельности. Он навсегда останется вещью, придатком, кем-то, отдаленно напоминающим человека, живой куклой.
Всего один шаг отделяет «нарциссические злоупотребления» в виде материнского самопроецирования на дочь от платонического инцеста, с помощью которого дочь перемещается матерью на место отца, который все больше отсутствует, игнорируется и окончательно исчезает из их отношений. И в том и в другом случае ребенок - не более, чем забава, его эксплуатируют не только как личность, то есть как «другого», но и как объект, приговоренный вечно компенсировать неудовлетворенные потребности матери: нарциссическую неудовлетворенность и недостаток эмоциональных связей. Что касается потребностей дочери, как ни прискорбно, но она этого не знает, ей необходим тот самый «третий», который позволит ей разорвать инцестуозную связь и освободить свободное течение эмоций, воссоздать идентификационное пространство личности, необходимое каждому человеку, и вновь проложить границы между собой и другими.
Очень яркий пример платонического инцеста представлен в фильме Михаэля Ханеке «Пианистка» - инцест между матерью и дочерью, это всего лишь карикатурное завершение ситуации. Главная героиня всегда находилась в отношениях спутанных идентичностей со своей матерью, где никогда не оставалось места третьему, не было места взаимоотношениям с мужчиной. Испытывая ненависть, жестокость, чуть ли не отвращение, они переходят почти, что к инцестуозному акту, акту между матерью и дочерью, что, конечно же, является абсолютно крайним вариантом таких дочерне-материнских отношений.