Матерый
Ему было за 60. Серебро уже украшало его. В черноте его глаза таилась, проглядывала вселенная. Одни восхищались его неординарным умом, другие говорили о невероятной силе, третьи восхваляли статность и красоту. Многое прошел матерый: надменное холодное отвержение, властное проваливание, жестокие издевательства и насмешки. Всё же его могучее плечо предпочитало дать опору страждущему и ищущему утешения. Его превозносили, были благодарны, завидовали, соперничали, но и враги и друзья признавали его силу. Он выбирал путь сострадания.
Как-то дорога привела его к зачарованному озеру. Голубизну его нельзя было описать словами. Чарующая поверхность переливалась от пронзительной бирюзы в лазурь, перетекало из голуба-синего в небесно-синий, устремлялось в ультрамарин до глубокой синевы засыпания. Она то подёргивалась всполохами серебра, то таинственная дымка заволакивала ее. Солнечные зайчики резвились и прыгали, утопая в глубине, рябь напоминала девичьи завитки. Озеро внушало щемящую истому, намекало на нечто, сладкий комочек подкатывался к горлу…
Матерый был заинтригован, голубизна кружила голову, он приходил к озеру все чаще и чаще. И вот однажды, тихим утром, когда только разгоралась ближайшая звезда на зеркальной поверхности озера появилась прекрасная белая лебедь. Казалось она была окружена бледным мягким свечением, свечением чистоты, хрупкости, открытости и доверчивости. Плавные движения притягивали, совершенство форм завораживало. Белая лебедь очаровывала. Вскоре каждый стук сердца Матерого смешивался с образом прекрасной Одетты, ни одно биение сердца не представляло себя без нее.
Как-то вечером вздыхая у озера Матерый впервые увидел черную лебедь. Черная лебедь излучала пронзительную красоту. Эта красота обещала блаженство, истому. Нечеловеческой магнетическая сила заставила трепетать Матерого, все его мужское естество вскипело, восстало, изнемогло от желания. Одиллия въедалась в кожу, доводила до изнеможения. С каждым днем дурман все сильнее окутывал Матерого, желание становилось не выносимым.
Матерый, изнемогая и дрожа метался между давящим зовом кинуться в объятья любимой и тихим шепотом – опасно. То ль сон, то ль бред? То хрупкость и невинность, то сладострастный образ сжигали его душу. Ночная духота сдавливала грудь. Одетта и Одиллия мерцали перед его затуманенным взором. Опасность, опасность – пронеслось у него в голове. Она в опасности! Она под угрозой! Скорее на помощь любимой! Матерый бросился в синь. Мерцание приближалось, нарастало. Пленяющий образ растаял. Из недр воды, из глубины, поднялось омерзительное чудовище, самая страшная хищница на Земле. Ее обоняние было абсолютно, инстинкты мгновенны, убийственные движения совершенны, никто не осмеливался усомнится в необузданности смертельного ее могущества.
Жуткая хищница ринулась на Матерого, вырывая куски мяса, вытягивала жилы, кромсала, дробила кости, выворачивала суставы. Ультрамарин превратился в багровую жижу. Матерый разодранный на пополам смотрел из глубины на толщь поверхности озера. Тайна так и осталось в ней, зеркальной, прозрачной, юркой, струящейся, обволакивающей, охлаждающей, сверкающей. В сердце его на по-прежнему трепетал, вздрагивал образ хрупкости, чистоты белой лебеди. Вторая его половина так и вздымалась жаром Одиллии. Стоила ли прекрасная лебедь дара? В Матером не было сомнений, все стоила эта песня, эта лебединая песня! А, невыразимая лазурь так и скрывает память о мороке давно минувших дней.